– Понял, учту. А ты как сюда попал? Или зиму хочешь в тепле пересидеть? Так ведь до холодов еще далековато.
– Несчастный случай на производстве… гы-гы… – Щегол ловким движением выудил откуда-то мятую пачку сигарет и спички. – Курить будешь?
– С превеликим удовольствием. В голове такой гул, будто меня в церковный колокол засунули, когда он звонит. Может, в мозгах наступит просветление.
Они закурили. Щегол взял многозначительную паузу, – на три затяжки – а затем рассказал свою криминальную историю:
– Тетке одной, шибко мохнатой, подписался старую рухлядь разобрать и на помойку вынести. Она капитальный ремонт собралась сделать, и заодно мебеля поменять. Сделал все, как договаривались, чин-чинарем, она заплатила, – все честно, без обмана – и я ушел от нее. Но недалеко. Вскоре меня догнали менты и вывернули все карманы. А в них часики старинные, серебряные, с боем. Говорят, что дорогие. Раритет. Как они в карман мне прыгнули, до сих пор не пойму.
– Прискорбный случай…
– Ага, еще как прискорбный. Теперь мне светит минимум три года. Не пойму я богатых… У нее бабла полная сумка. Сам видел, когда она расплачивалась. Что ей эти часы? Они даже не золотые. А мне теперь сидеть. Дурью помаялся… Но кому виниться и кто мне поверит? Я ведь уже попадал на зону… по малолетке. Пацаны киоск брали, а я на шухере стоял. Потому что глупый был. Все равно по этапу погнали. Так что мне теперь светит рецидив. А это уже совсем другая статья. Теперь ты звони. Как тебя угораздило спикировать прямо в СИЗО?
– Помню все очень смутно. Знаю, что гулял ночью по городу…
– Гулял… гы-гы… Шутник ты, Художник. Знаем мы эти гулянки…
Олег не стал спорить со Щеглом и убеждать его в том, что по поводу ночных прогулок взгляды у них диаметрально противоположные. Он продолжил:
– Подошел к какому-то магазину… название не припоминаю. Там яркая, красиво оформленная витрина. Подошел, остановился. А тут сторож с ружьем. Мы с ним о чем-то говорили, может, спорили, а дальше… Дальше провал памяти. Вот и весь мой сказ. Полностью очнулся только здесь.
– За разговоры с ночными сторожами в СИЗО не сажают, – рассудительно сказал Щегол. – Темнишь ты, паря.
– Честное слово! Почему я должен тебе врать?
– Мало ли почему… А может, я подсадка? Человеку в душу не заглянешь. Знаешь про такие штуки?
– Слыхал… – буркнул Олег.
– Да ты не обижайся. Я ведь по-доброму предупреждаю. Не верь в крытке никому. Сдадут хозяину, не успеешь опомниться. И мне тоже не верь. Я человек слабый, прижмут – расколюсь.
– И все равно я понятия не имею, за что меня повязали.
– Не переживай. Скоро расскажут… гы-гы… Доложатся по всей форме. Только смотри зорче, да успевай уворачиваться…
Щегол оказался прав. Утром, сразу после завтрака, дверь камеры отворилась, вошел надзиратель и, больно ткнув резиновой дубинкой под бок Олегу, сказал приказным тоном:
– Поднялся! Руки за спину! Пошел к выходу! Шевелись…
Они вышли в коридор, и снова последовала команда:
– Лицом к стене! Стоять, не двигаться!
Надзиратель привел Олега в кабинет, очень похожий на камеру, только в нем не было коек. Меблировка кабинета была воистину спартанской – стол и два стула; тот, на который усадили художника, был привинчен к полу. Единственное окно было забрано решеткой.
Почти сразу в кабинет (или комнату для допросов) вошел человек в гражданской одежде, сел за стол напротив Олега, и будничным тоном сказал:
– Как это вас угораздило, Олег Ильич? Честно признаюсь, не ожидал от вас такого, не ожидал…
Олег присмотрелся и узнал майора, с которым познакомился в «обезьяннике». На душе стало немного легче. Этому человеку Олег имел полное право задавать вопросы. Но почему майор оказался в городском СИЗО? Или его перевели, повысив в должности, в ГорУВД?
– За что меня?… – спросил Олег.
– Бросьте притворяться. Вам бы сейчас сесть и написать чистосердечное признание. Гляди, суд скостит два-три года. Игры в несознанку не для вас. В вашем деле почти все ясно. За исключением нескольких моментов. И первый из них – где вы взяли пистолет?
– Какой пистолет? О чем вы говорите?
– Вы застрелили ночного сторожа. И были очень пьяны. Так определили медики, сотрудники «Скорой помощи». Анализ крови скоро будет у меня на столе, думаю, он подтвердит предварительные выводы.
– Я… убил… сторожа?! – На последнем слове Олег едва не задохнулся от неожиданного отчаяния.
Нет, такого просто не может быть! У него не было никакого пистолета! Зачем убивать незнакомого парня, который не сделал ему ничего плохого? Да он курицы никогда в жизни не зарезал! А тут – застрелил человека… Бред! Или я сплю?
Олегу захотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться, но здравый смысл, которым он всегда выделялся среди сокурсников, а затем и коллег, вовремя подсказал ему, что майор переел ним настоящий, а не плод воображения, и что обвинения против него не выдуманные.
– Да, Олег Ильич, да. Очень неприятная история. Поверьте, я к вам хорошо отношусь, тем более, что уже знаю, кто вы. Такой талантливый, известный человек – и это непонятное убийство… И главное – все факты налицо.
– Я не убивал, – глухо ответил художник. – У меня никогда не было оружия. Я даже не знаю, как им пользоваться. Не убивал я, клянусь!
– Не впадайте в истерику. Я почему-то уверен, что у вас будут хорошие адвокаты… – При этих словах майор хищно сощурился. – Убийство в состоянии аффекта. А может, самозащита. Это вы и должны мне рассказать – как там у вас все случилось.
– Я не помню… Ничего не помню. Остановился возле витрины магазина, потом подошел сторож, мы с ним о чем-то говорили… И все, провал памяти. Я не мог стрелять, потому что у меня не было пистолета!